Вот эти данные были взяты из Всесоюзной книги памяти: 

КУРНОС Виктор Иванович, ст. лейтенант, ком-р группы спецназа (в\ч пп 83506, 334 ООСПн), род. 5.8.1961 в г.Каменка Черкас, обл. УССР. Украинец.
В Вооруж. Силах СССР с 29.8.78. Окончил Харьковское ВТКУ.
В Респ. Афганистан с июня 1986.
6.8.1986 во время боевого выхода отряда спецназа К., командуя группой, действовал в составе головного дозора.
В бою был ранен, но продолжал руководить боем.
Второе ранение оказалось смертельным.
За мужество и отвагу нагр. орд. Красной Звезды (посмертно).
Похоронен в родном городе.
В ср. школе, где он учился, установлена мемор, доска.
Одна из улиц Каменки носит его имя.

Вот эти данные и фото были взяты с адреса 
http://probnichekal01.blogspot.ru/2013/08/blog-post.html :

КУРНОС Віктор Іванович
народився 5 серпня 1961 р. у робітничій сім’ї.
Місце проживання батьків: м. Кам'янка.
Закінчив Харківське ВТКУ.
У червні 1986 р. відправлений ст. лейтенантом в Афганістан.
Загинув 5 серпня 1986 р.



Я видел этот бой – раз наяву и тысячу во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.  

Война в Афганистане, о которой, в свое время, много говорили, постепенно отходит на второй, а порой и на третий план. Ее, как  и положено, заслоняют более актуальные события. И даже ветераны, в чью память она врезалась, так что не сотрешь ничем, все реже о ней вспоминают. Но бывают в жизни моменты, которые заставляют ожить события, давно минувшие, с прежней яркостью. Это встречи. Встречи с боевыми друзьями. Так было и со мной. Встретившись в феврале этого года в Москве с ветеранами 334 отдельного отряда специального назначения, которых не видел более двадцати лет, я вдруг вспомнил о войне. Вспомнил, хотя ни на минуту не забывал о ней, с тех пор как вернулся оттуда. Вспомнил, как о наиболее ярком эпизоде моей жизни. Вспомнил с прежней остротой то, что перешло в разряд светлой памяти.…
 За всю историю пребывания частей спецназа в Афганистане, к сожалению, не все операции отрядов и групп были успешными и результативными. Были и боль потерь, и горечь поражений. На то были разные причины. Но несмотря на это, большинство солдат, сержантов, и офицеров проявляли мужество и героизм. В связи с этим всплывает в памяти бой на склоне горы Насавасар 5 августа 1986 года.

В любой воинской части 1 рота, как правило, первая во всем – и на войне, и в солдатских буднях. Поэтому, когда командованием батальона было принято решение избавляться от палаток и устраиваться более капитально, то первой строительство казармы начала именно наша рота. Мы месили глину, клали камни, тянули лямку караульной службы, ходили в наряды, когда 2 и 3 роты  вовсю шерстили «духов» в районе Асмара. Нам, молодым, прибывшим в апреле, не терпелось в бой, показать бородатым кузькину мать. Старослужащие, уже нюхнувшие пороху, говорили, что, мол, пользуйтесь передышкой, еще навоюетесь. Это сейчас, по прошествии многих лет, умудренный жизненным опытом, я понимаю, что в нас тогда кипел юношеский романтизм, розовые сопли до колен еще висели и нормально шагать мешали. Добавило масла в огонь и празднование 2 августа дня ВДВ – торжественные слова комбата на утреннем построении, ощущение причастности к элитным войскам, воодушевление от осознания того, что ты в спецназе. Поэтому когда поступило известие, что 1 рота, вечером 4-го августа, уходит на задание, радости нашей не было предела, хотя предполагался обычный боевой выход по поисково-засадным действиям без каких-либо специфических задач, чтоб поднатаскать молодежь. День прошел в подготовке. Проверили «песочки» и снаряжение, старшина роты старший прапорщик Зенин выдал сухпай,  получили оружие и БК. В ружпарке, в ящике с боеприпасами рука инстинктивно потянулась к магазинам от РПК. Подумалось: «Они хоть и тяжелее, зато патронов больше». Еще один боекомплект положил в десантный рюкзак. Рассовал по кармашкам гранаты. Ощущение тяжести смертоносного металла, добавило какой-то уверенности. В этой своей ненасытности к боеприпасам я ничем не отличался от других новичков. Собираясь в бой, они мыслят верно: чем больше прихватил патронов, тем выше вероятность вернуться живым. Хотя в Афганской войне, без передовой и тыла, действовали свои законы, и можно было запросто погибнуть, не выходя за территорию части, от разрыва РСа или пущенной с гор душманской пули. С наступлением сумерек начинаем выдвижение. Встаем вдоль канала. Поступает команда: «Зарядить оружие!». Передергиваем затворы, досылая патрон в патронник. Кто-то по привычке нажимает на спусковой крючок и тут же получает «колабаху» от взводного. «Броня», урча моторами, уже поджидает нас на площадке у КПП. Садимся. Поехали. Колонна двинулась в сторону Джелалабада. У Наубадского моста разведчики спешились, а БМП продолжили движение, чтобы не светить группу. Хотя особого смысла в этом не было – с поста «зеленых», охранявших мост, информация о том, что «шурави» отправились на задание, могла запросто уйти к моджахедам. По всей видимости, так оно и случилось, что показали трагические события следующего дня. Бойцы, теперь уже в пешем порядке, как обычно цепочкой, друг за другом, след в след, тронулись в путь. Перешли по мосту через Кунар, обошли справа, у подножия, гору Газгар (отметка 1394), миновали мандэх – сухое русло – и начали подъем на Насавасар (отметка 2387). Сначала пришлось идти по террасам – крохотным участкам плодородной земли, с неимоверным трудом отвоеванными у гор афганскими дехканами. Кому приходилось ходить по террасам, знает, какое это изнуряющее и утомительное занятие – преодолеешь одну подпорную стенку, сложенную из камней, пройдешь несколько метров, а впереди уже следующая. И чем круче склон, тем выше препятствие. Иной раз даже самостоятельно нельзя было взобраться, приходилось подсаживать впередиидущего, а он уже потом помогал подняться остальным. Хорошо еще если участки были засеяны пшеницей или ячменем – шли по сухому, ну а если попадались рисовые чеки, то топали по колено в чавкающей грязи. Когда террасы закончились, идти стало немного полегче. Справа внизу оставался кишлак Ганджгал. А над нами иссиня-черное чужое небо было усыпано миллионами низких нерусских звезд. Первое чувство восторга при виде этой чарующей красоты слишком быстро сменялось отвращением, а подчас и ненавистью. Иногда это звездное великолепие перечеркивалось крест-накрест далекими строчками трассирующих очередей. Это пехота на постах, одурев от темноты и тишины, от которых больно ломило в висках, а душу заполняла болезненная сосущая пустота, вколачивала в ненавистные звезды очередь за очередью, разгоняя дергающимся в руках пулеметом отчаянную тоску по далекому русскому снегу и потаенный свой страх перед неведомым завтра на войне. Когда над горной грядой стала светлеть закраина неба, предвещая скорый рассвет, обнаружили на склоне небольшой нежилой кишлачок. Да и кишлачком-то его было трудно назвать – так несколько строений, огороженных каменным дувалом. Командир принял решение остановиться на дневку в нем – скоро утро, и надо было где-то залечь, днем в горах шибко-то не погуляешь. Позиция, правда,  была не совсем удачная – склон уходил дальше вверх, а в горах кто выше, тот и сильнее. Но другого выбора не было. Четвертая группа расположилась в каком-то сарае, без окон, с одним дверным проемом. Третья – рядом за стенкой, на улице. Первая и вторая – где-то поблизости. Достали сухпаи, перекусили, чем бог послал, и стали ждать, что день грядущий нам приготовит. А уж он нам приготовил – через пару часов слышим по рации: «Москва! Я – Москва-3! Выше по склону наблюдаю движение «духов»!». Сейчас сложно сказать, случайно ли моджахеды нас обнаружили, или, действуя по наводке, следили, где мы остановимся на день, потому как знали, что спецназ воюет в основном ночью. И началось…. Противник попытался применить свою излюбленную тактику: одна группа занимает выгодную позицию и прижимает огнем к земле, а вторая – по ложбинкам подбирается поближе и забрасывает гранатами. В этот раз у них не получилось. Тогда мятежники, заняв более выгодную позицию выше по склону, тупо принялись обстреливать нас из гранатометов и стрелкового оружия. Нелетная в этот день погода не дала возможности «вертушкам» прилететь нам на подмогу. Да и маленькое расстояние между противоборствующими сторонами все равно не позволило бы им отработать НУРСами по «душманам», как пить дать зацепили бы своих. Ротный попробовал вызвать поддержку артиллерии: «Сталинград! Я – Москва! Один дымовой по квадрату ……….!». Но первый же выстрел показал, что если гаубицы начнут работать боевыми – мало не покажется никому, ни нашим ни вашим. Так что приходилось рассчитывать только на свои силы. Больше всего не повезло 3 группе. Каменный дувал надежно защищал их от выстрелов, в то же время, давая возможность вести ответный огонь. Но вот от осколков гранат, которыми «духи» из РПГ долбили в стенку нашей сараюшки, укрыться было негде. Досталось всем, кому в меньшей степени, кому в большей. И не  было возможности сменить позицию – открытое пространство усиленно простреливалось. Тяжелейшее ранение получил командир группы старший лейтенант Виктор Курнос. «Душманская» пуля, попав ему в голову, снесла пол черепа. Это был его один из первых боевых выходов – он только недавно прибыл из Союза по замене. Не повезло. Нашу группу от выстрелов защищали толстые глинобитные стены, хотя позиция была очень неудобная в плане ведения ответной стрельбы – один единственный дверной проем выходил в сторону от линии огня. Тогда, сержант Саня Сарапкин и рядовой Коля Выдриг, единственные в группе на полгода старше нас по призыву и имеющие уже кое-какой боевой опыт, применили следующую тактику. Выждав удобный момент, один перебегал через простреливаемый двор (метров 10-15), залегал за дувалом и открывал стрельбу. Через какое-то время, пока «духи» не успели пристреляться, возвращался обратно, отдышаться и поменять магазин. И так по очереди. Нас молодых, не пускали. Мы же принялись пробивать отверстие в стене, чтобы вытащить через него к нам 3 группу. Долбили ножами и шомполами от АКСов. Старались изо всех сил, не обращая внимания на сбитые в кровь руки  и содранные ногти, так как понимали, что там за стенкой ребятам приходиться не сладко. Но, несмотря на все наши усилия, работа продвигалась медленно – глина, слежавшаяся и прожаренная афганским солнцем за много лет, была как камень. И все-таки мы это сделали. Кто-то из офицеров в радиопереговорах с ротным сказал, что нужно уходить. Ответ был: «Днем нельзя. Начнем отходить в светлое время – положим половину ребят. Нужно продержаться до ночи!». Мы продержались. Уходили по темноте, неся на плащ-палатках раненых. Своих мы не оставляли: ни живых, ни раненых, ни мертвых. Закон спецназа был прост: сколько нас ушло, столько должно и вернуться, а там уже разберемся – кто живой, кто раненый, а кто мертвый. Другого закона у нас не было. Когда начали спуск по склону, старший лейтенант Виктор Курнос был без сознания, но еще жив. Хотя мы и понимали, что такое ранение не совместимо с жизнью, но все-таки по своей молодости, а может по наивности, надеялись на чудо. Чудо не произошло. «Вертушки», прибывшие утром из Джелалабада, забрали раненых и завернутое в брезент тело взводного 3 группы. Уже возвращаясь в лагерь, сидя на горячей броне, вдыхая солярный выхлоп и пытаясь не слететь с несущейся по ухабам БМП, я думал, может это сон, может это все не наяву, сейчас открою глаза и ничего этого нет, а если что, так просто проснусь – и дома. Я надеюсь, что Виктор Курнос и другие  тоже просто проснулись в другом, прекрасном мире. И "духи" проснулись, может с нашими вместе, а может отдельно, не важно. Нам с ними и в этом мире, в принципе, нечего было делить.
Заместитель командира 4 группы 1 роты старший сержант Лебеденко Владимир.