Афган
МЫ УХОДИМ, УХОДИМ, УХОДИМ:
Малоизвестные страницы конца Афганской войны
Николай БОГУНОВ

Сейчас много споров идет о том, нужно ли было вводить войска в Афганистан. Но еще больше, нужно ли было оттуда уходить. Имело ли право Политбюро, да еще в неполном составе принимать решение о вооруженной помощи государству, с которым СССР был связан договором? И должно ли было выводить Ограниченный контингент, бросая на произвол судьбы людей, с которыми почти десятилетие вместе воевали против общего врага?.. Об этом судят-рядят все - от Кремля до самых до окраин. И все прекрасно понимают, что споры эти бесперспективны, ибо события в истории происходят лишь единожды, это не пасьянс, где можно отменить сделанный ход. На Востоке говорят: сколько раз ни повтори 'халва' - во рту слаще не станет. Это так. А вот попробуйте произнести слово 'лимон': В общем, к единой точке зрения (халве) мы не придем, а вот кислый привкус (лимон) в народной памяти об Афганской войне останется навсегда.
Впрочем, мы, рядовые солдаты и офицеры, находившиеся 'за речкой', обо всем этом не задумывались. Понимание того, что рано или поздно мы должны будем покинуть Афган, приходило постепенно. Бывая от случая к случаю в СССР (мы говорили 'в Союзе'), видели, как непонятно меняется жизнь, перестраиваются взаимоотношения в обществе, а главное - стремительно нарастает неприятие народом войны. Потом, позднее, нечто подобное пришлось пережить в период первой чеченской кампании: Находишься в своей части, выполняешь служебные обязанности, воюешь - и все это считается нормальным и правильным, потому как ты военный человек и обязан выполнять приказы, которые от имени государства тебе отдает командир. Но вот оказываешься в городе, который находится чуть в стороне от войны. И ощущаешь себя как Оля в Королевстве кривых зеркал. Пресса тебя охаивает, общество войну осуждает, народ мечтает, чтобы его дети поскорее вернулись домой.
В таком примерно душевном раздрае мы пребывали в заключительном периоде нашего присутствия в Афганистане. Вроде и корить себя не за что, и дома черт знает что творится, и боевых товарищей бросать жалко. И главный вопрос: за что воевали-то?..
14 апреля 1988 года в Женеве был подписан блок документов по политическому урегулированию вокруг Афганистана. Соответствующая директива поступила в Кабул. В ней предписывалось осуществить вывод в течение девяти месяцев - с 15 мая 1988 по 15 февраля 1989 года. К ней прилагался тщательно проработанный график. В план позднее вносились коррективы (дело житейское!), но в целом он был выполнен в срок.
За три четверти года Афганистан покинули 509 соединений, частей и других воинских формирований, в которых состояло более 100 тысяч человек. На территории 25 гарнизонов располагалось 45 военных городков, которые по описи передавались местному военному руководству.
Нередко можно было наблюдать, что едва ставились подписи под документами о передаче, начинался грабеж принятого имущества. Телевизоры, кондиционеры, даже двери и оконные рамы - афганцы все тут же растаскивали. Наши солдаты и офицеры наблюдали за этим с тяжелым чувством. Ведь все знали, что возвращаться приходится в страну, народ которой стремительно нищал. И как все растаскиваемое имущество пригодилось бы в гарнизонах, в которые выводились войска!..
Афганское руководство встретило известие о выводе Советских войск встревожено. Было понятно, что самостоятельно афганская армия противостоять объединенным силам оппозиции не сможет. В марте 1988 года было сформировано так называемое 'Временное правительство' страны, которое возглавило, пусть и номинально, блок врагов кабульского руководства. Несмотря на то, что в рядах оппозиции не было единства, лидеры различных группировок рассудили, что главное - свергнуть Наджибуллу, а там между собой разберемся. Этот антиправительственный альянс контролировал четыре пятых территории страны.
В этих условиях начальник Главного политического управления афганской армии обратился к министру обороны с предложением собрать Лойя-джиргу (что-то вроде всенародного обсуждения), от имени которой обратиться к Советскому Союзу с просьбой не выводить войска. Одновременно Министерство иностранных дел Афганистана направило советскому послу письмо, в котором доказывалось, что юридические основания для ввода советских войск на территорию этой страны в 1979 году имелись, а вот на вывод - нет!.. Понятно, что это было сродни гласу вопиющего в пустыне.
Спасение утопающих, как известно, дело рук самых утопающих. Поняв, что советские войска и в самом деле покидают страну, многие партийные функционеры начали активно налаживать контакты с лидерами оппозиции. В этих условиях и без того не слишком высокие боевые качества афганской армии стали снижаться еще больше. Возросло дезертирство, которое и раньше процветало.
Сам по себе вывод такой огромной группировки войск с территории государства, большая часть которого контролировалась хорошо вооруженной оппозицией, можно считать образцовым. С рядом лидеров вражеских группировок были заключены перемирия, которые, как правило, соблюдались обеими сторонами. Прекрасно сработала разведка - как войсковая, так и агентурная. Обеспечено взаимодействие всех родов войск. Движение колонн прикрывали заставы, артиллерия, авиация. Налажено инженерное обеспечение прохождения войск. Отлично сработал тыл: Возникавшие в синхронной работе всей этой махины сбои быстро решались Оперативной группой.
О событиях тех дней мая-88 - февраля-89 рассказывалось уже много (хотя всего рассказать, конечно, невозможно). А вот некоторые факты, о которых говорят и пишут меньше.
Людям, прошедшим Афган, несомненно, памятен прошедший в декабре 1989 года II съезд народных депутатов, на котором ввод войск в соседнюю страну был признан политической ошибкой. Тогда же был проведен социологический опрос, в котором участвовали 15 тыс. человек, половина из которых побывала 'за речкой'. Треть опрошенных 'афганцев' считали свое пребывание в Афганистане как выполнение интернационального долга, в то время как среди не воевавших такую оценку событий дал только один из десяти. Каждый пятый 'афганец' счел, что понятие 'интернациональный долг' в результате войны было дискредитировано, среди остальных респондентов такого мнения придерживался каждый третий. Слово 'позор' считали справедливым 17 человек из ста 'афганцев' и почти половина остальных. 'Горжусь!' - произнесли опять же 17 процентов воевавших и в три раза меньше не нюхавших пороху. Единственный пункт, в котором процент совпавших мнений оказался равным в обеих категориях опрошенных, это оценка событий как 'тяжелого, но вынужденного шага' (по 19 процентов).
Бурлившему политическими распрями государству было тогда не до 'афганцев'. Кое-кто пытался бить тревогу, ссылаясь на американский опыт. В сытой, благополучной, богатой заокеанской стране во время войны во Вьетнаме погибло 60 тыс. человек, а за десять лет после нее самоубийством покончили более 100 тыс. ветеранов. У нас участники войны возвращались совсем в другие условия, им нужна помощь! Термина 'афганский синдром' тогда еще не было, однако трезвые головы предвидели его появление. Основания для того были. Девять из десяти вернувшихся с войны военнослужащих испытывали внутренний, нередко неосознанный дискомфорт, у них проявлялось обостренное отношение к окружающим и особенно к несправедливости. Результаты не заставили себя ждать. К ноябрю 1989 года 3700 ветеранов войны находились в местах заключения. Три четверти семей 'афганцев' распались или переживали острый кризис. Две трети побывавших 'за речкой' неоднократно меняли работу или конфликтовали с руководством и коллективом. Девять из десяти учившихся в вузах числились в неуспевающих. Только в Москве на рубеже 80-90-х годов ежегодно 35 'афганцев' сводили счеты с жизнью. В то же время от 50 до 70 процентов согласились бы вернуться в Афганистан, на войну. Настораживающее совпадение: в южной горячей стране психогенные расстройства пережили те же 70 процентов военнослужащих срочной службы. Правда, в хроническое посттравматическое состояние это переросло у одного из 5-6 ветеранов. Страшная статистика!
Однако занятые дележом страны верхи их не слышали. Им было не до того.